В курилке душно. Мужики обсуждают огромный затор из фур на таможне. В последнем номере «Комсомольской правды в Украине», отпечатанный в Туле и переброшенный через границу нелегально пишут, что российские таможенники «дорожные книги» отныне не признают.. Газета зачитана до дыр, протерлась в местах сгибов, но народ тянется к правде.
— О как! Пишут, что Украина не выполнила план по поставке младенцев на органы в Европу, и против нее будут применены штрафные санкции, — говорит мастер.
— Да как же не выполнила. Из нашенского детдома всех сирот вымели под чистую, — удивляется электрик дядя Петя.
— То не на органы. То педофилам на забаву, на усыновление, — поправляет мастер, самый политически грамотный.
— Дожили… — вздыхают все.
— А мне завтра на гей–парад идти завтра, — жалуется Павлик.
Звенит звонок, оповещая, что разрешенный перекур закончен. Тяжело работать на заезжего капиталиста: за курение в цеху могут уволить. Говорят о какой–то технике безопасности, о пожаробезопасности, но ясно ведь: хотят лишний раз поиздеваться над трудящимися.
Павлик идет в цех становится на свое место за пультом, смотрит на показания приборов: в норме ли идет реакция. Все в порядке – и от этого кровью обливается сердце. В Украине найти работу трудно, выбирать особо не приходится, и Павлик устроился на завод, который производил биодизель – топливо для европейских машин. Из–за этого топлива снижалась цена на нефть из России, что наносило урон братскому народу. А еще в степях Донеччины бурили скважины для добычи сланцевого газа, но на такую работу привозили жителей западной Украины, люто, ненавидевших Россию. Никто из местных на такую работу не соглашался: ведь кроме ущерба соседям, сланцевый газ вот–вот должен был отравить все вокруг.
Медленно тянется рабочий день. После него длинная очередь к банкомату за введенным вместо гривны оккупационным евро. В газете было написано, что оно скоро обесценится, потому мужики спешат избавиться от жалких бумажек в ближайшей пивной.
Выпив кружку, Павлик поспешил домой. В комнате уже работал телевизор. Старый–добрый «Электрон» пришлось заменить по требованию полиции на европейский плазменный «Филипс». Телевизор постоянно должен был транслировать один из европейских каналов. Причем, поскольку электроэнергия производилась в Украине согласно Патриотического Акта Павел должен был расходовать не менее скольки–то киловатт–часов электроэнергии в месяц – за недобранное полагался штраф. А попробуй выбрать этот лимит со сберегающими лампочками! Вот и приходится включать одновременно кондиционер и обогреватель – кто кого победит.
Открыв шкаф, Павлик стал выбирать, в чем идти ему на гей–парад. Он сразу достал свой любимый блондинистый парик, но с выбором одежды возникли трудности. Чулки – это, конечно красиво, но колготы – практичней. Да и холодно на улице. Какое платье надевать – желтое его полнит, в белое он уже не влазит. Хотелось чего–то яркого. И Павел остановился на красном платье.
Затем, немного, задумавшись, добавил синий пояс. Белый верх, красный низ, синяя полоса – он уподобится российскому флагу, выразит, тем самым, свой протест.
–
Утро выдалось зябким, но солнечным.
У памятника Шухевичу строилась колонна трудящихся Новомазепинского (в прошлом Краснопролетарского) района.
— Товарищи! Господа! – кричал районный распорядитель, — Стройтесь в колонну! Организовывайтесь.
С грузовика, задрапированного радужным флагом, неслись песни Элтона Джона. На капоте был укреплен портрет Фредди Меркюри, какого–то балетного танцора и мужчины с бородкой и в шляпе.
— А это кто? — спросил Павлик.
— Чайковский, – ответил сосед, работник с ветроэнергостанции.
— Да ты что! Неужели и он из этих?
— Да ну брось, чтоб русский композитор был… Клевещут евроинтеграторы…
Наконец колонна двинулась. Впереди шли трудящиеся–геи из Бандеровского (бывшего Октябрьского) района. Их движение было куда более красочным, ведь у них находился завод, нынче переведенный с выпуска стиральных машин «Донбасс» на изготовление секс–игрушек. Заводом уже был выпущен самый мощный в Европе анальный вибратор, мощностью в три киловатта. Образцы продукции были представлены на грузовике.
Красно–сине–белый протест Павлика никем будто не был замечен.
— Не нравится мне здесь, — поморщился Павлик, посылая воздушный поцелуй зрителям.
— Ну а что же ты в геи записался, противный? – спросил сосед.
— А куда мне было записываться? В свидомые? Тьфу! Или в бандеровцы. Я, вообще–то хотел в педофилы записаться, но спутал педерастов и пидоров… Теперь вот отдуваюсь.
После песни Элтона Джона главы ячеек рапортовали кураторам из Брюссельского обкома о количестве внедренных извращений, брали на себя повышенные обязательства, обещали вовлечь в свои сети все больше несовершеннолетних.
С этими несовершеннолетними была прямо беда – за них боролись и бандеровцы, и объединение наркоманов. На молодежь устраивали облавы в подпольных библиотеках и тренировочных залах.
А ведь больно за нынешнюю молодежь. Вместо натуральных отечественных наркотиков они вынуждены употреблять всяческую европейскую синтетику.
Но, наконец, парад закончен. На площади поставлены столы, на которых пиво и закуски – подарок от германского гей–клуба–побратима.
— Купить хотят, — поморщился Павлик, однако от кружки пива с генно–модифицированной сосиской не отказался.
Рядом с ним оказалась девушка, одетая в костюм японской школьницы – вероятно из делегации лесбиянок местной швейной фабрики.
— Холодное пиво! Не простудитесь! – подмигнула она Павлику.
Тот поморщился, присмотрелся: не выдает ли кадык в ней мужчину. Нет ли подвоха. Нет, будто все нормально.
— А вы после парада куда? – спросила девушка. – Мы с подругами хотим в экстрим–парк, пока он на зиму не закрылся.
«Молодая, а все туда же, — подумал Павлик. – Чего бы им в парке Горького семки не лузгать под пивасик? Экстрим ей подавай! Откуда таких слов понабирали!»
— Не хотите с нами? – улыбнулась девушка.
— Отстань, извращенка! – сорвав с головы парик, Павлик побежал прочь.
Он думал о том, что надо купить продукты для российских пограничников. Может, именно его помощь поможет спасти Малороссию от европейского ига. Говорят, в России, не смотря на все усилия подрывных элементов все еще призывная армия, которая из юношей делает настоящих мужчин. А здесь, тьфу, контрактная. Кто же сделает малороссийских юношей мужами? Неужели гей–клубы?
Тьфу!